И ни с кем, кроме меня, не занималась любовью. Так она говорила. Я ей верил.
Во время нашего первого Воссоединения там, на архипелаге, Сири показала мне дельфинов.
Мы проснулись перед восходом. С верхних уровней древесного дома лучше всего было наблюдать, как на бледном восточном горизонте занимается рассвет. В вышине розовели тонкие перышки облаков. Взошло солнце, и море превратилось в расплавленный металл.
— Пошли поплаваем, — позвала Сири.
Ее тело купалось в утренних лучах, на деревянную платформу позади девушки ложилась длинная тень.
— Я так устал. Потом.
Мы не спали почти всю ночь — разговаривали, занимались любовью, снова разговаривали и снова занимались любовью. Теперь меня слегка мутило от бессонницы, я чувствовал себя иссякшим и опустошенным. Под ногами подрагивал плавучий остров, голова кружилась, словно я был навеселе.
— Нет, пошли сейчас.
Сири схватила меня за руку и куда-то потащила. Я злился, но не спорил. Наше первое Воссоединение. Ей было двадцать шесть — на семь лет больше, чем мне. Но она оставалась все такой же порывистой, похожей на ту совсем юную Сири, которую я увел с праздника десять месяцев назад по моему времени. Тот же непринужденный грудной смех. Такой же нетерпеливый и пронзительный взгляд зеленых глаз. Густая копна золотисто-рыжих волос. Только вот тело стало более взрослым — то, что раньше только-только обещало расцвести, теперь созрело. Высокая, упругая, почти девическая грудь, веснушки, белая прозрачная кожа, сквозь которую просвечивали голубые жилки. Та же самая грудь, и в то же время другая. Она сама стала другой.
— Так ты пойдешь со мной или так и будешь сидеть здесь и пялиться?
Мы спустились на нижнюю платформу, и она сбросила длинное платье. У пристани все еще болтался наш маленький кораблик. Наверху на утреннем ветерке начали раскрываться древесные паруса. До этого Сири неизменно надевала купальник, когда отправлялась плавать. Теперь же на ней не было ничего. Ее соски на холоде увеличились и отвердели.
— А мы сможем потом догнать остров?
Я, прищурившись, оглядывал хлопающие паруса. Прежде мы всегда дожидались середины дня, когда остров останавливался и наступал штиль. Море становилось тогда зеркально-гладким. Сейчас же листья наполнялись ветром, натягивались кливерные лианы.
— Не говори глупостей. Мы в любой момент можем ухватиться за килевой корень и вернуться по нему назад. Или за питающий усик. Пошли.
Сири натянула осмотическую маску, а вторую бросила мне. Из-за прозрачной пленки ее лицо выглядело лоснящимся, словно его намазали маслом. Из кармана платья она достала большой медальон и повесила себе на шею. Темное украшение зловеще смотрелось на белой коже.
— Это что такое?
Сири не стала снимать маску и отвечать, а вместо этого обмотала вокруг шеи коммуникационный провод и вручила мне наушники. Ее голос доносился из них, как из консервной банки.
— Диск-переводчик. Марин, а я-то думала, тебе про технику известно все. Последняя модель, разработан на основе морской фауны.
Придерживая диск рукой, она шагнула в воду. Мелькнули бледные упругие ягодицы, Сири перевернулась и поплыла в глубину. Через мгновение она превратилась в размытое белесое пятно где-то внизу. Я натянул маску, тщательно приладил коммуникационный провод и тоже нырнул.
Остров черным атласным пятном темнел на сияющей хрустальной поверхности. Я старался держаться подальше от питающих усиков, хотя Сири наглядно продемонстрировала, что они не опасны и улавливают лишь крошечный зоопланктон, который плясал вокруг нас в солнечных лучах, словно пылинки в пустом, ярко освещенном бальном зале. В фиолетовую глубину узловатыми сталактитами уходили на сотни метров килевые корни.
Остров двигался. Чуть трепетали на ходу питающие усики. Наверху, в десяти метрах надо мной, пенилась кильватерная струя. На мгновение я захлебнулся, как будто вдохнул настоящую воду, а не гель в маске, потом расслабился, и в легкие свободно потек воздух.
— Марин, поплыли глубже.
Я моргнул, медленно-медленно — маска все еще прилаживалась к моему лицу, — и увидел, как Сири опустилась на двадцать метров ниже, ухватилась за килевой корень и теперь легко парит над холодными течениями, над темной глубиной, куда не проникал солнечный свет. Я подумал о многокилометровой бездне, о тех созданиях, что притаились там, — неведомых, неизвестных колонистам. От этих мыслей у меня все сжалось и похолодело в животе.
— Давай вниз, — прожужжал в наушниках голос Сири.
Я повернулся и принялся изо всех сил грести ногами. Плотность воды здесь была меньше, чем на Старой Земле, и все же столь глубокое погружение требовало немало усилий. Маска компенсировала давление и предотвращала появление азота в крови, но я все равно чувствовал глубину — кожей, ушами. В конце концов я сдался, ухватил килевой корень и просто пополз по нему вниз, к Сири.
Мы парили рядом в полумраке. Девушка походила на призрак — длинные волосы окутывали ее лицо темным ореолом, тело беловато мерцало в сине-зеленых сумерках. Поверхность воды осталась неимоверно далеко. Кильватерный след расширился, усики трепетали все сильнее — остров теперь двигался быстрее, уплывал, повинуясь бездумному инстинкту, все дальше к морским пастбищам.
— Где мы… — начал было я.
— Тсс.
Сири возилась с медальоном. И тут я услышал их — визги и трели, посвистывание и кошачье урчание, эхо вскриков. Глубина внезапно наполнилась загадочной музыкой.