— Господи, — удивленно сказал я.
Сири уже подключила наши коммуникационные провода к переводчику, и мои слова разнеслись по воде серией бессмысленных свистов.
— Привет! — Ее приветствие вылетело из передатчика высоким птичьим криком, переходящим в ультразвук; и еще раз: — Привет!
Через несколько минут появились любопытные дельфины. Необыкновенно, пугающе большие, они скользили мимо в неверном зеленоватом свете, под гладкой кожей играли мускулы. Один большой зверь проплыл всего в метре от нас и в последнюю секунду развернулся, продемонстрировав огромное белое брюхо. Темный глаз не выпускал меня из виду. Взмах хвостового плавника породил невероятно мощную волну, и я воочию убедился, насколько сильны эти животные.
— Привет, — позвала Сири, но проворный зверь скрылся в дымчатой глубине, и внезапно наступила тишина. Сири выключила диск-переводчик. — Хочешь с ними поговорить?
— Конечно.
Но я не был до конца уверен. Несмотря на все усилия, за прошедшие триста лет контакт между людьми и морскими млекопитающими так и не удалось наладить. Майк как-то рассказывал, что структуры мышления у этих двух групп осиротелых выходцев со Старой Земли слишком уж различались, не хватало точек соприкосновения. Один специалист еще до хиджры сравнивал разговор с дельфином и с годовалым младенцем. И в том, и в другом случае обе стороны обычно получают удовольствие от взаимодействия, есть видимость беседы, но никто ничего из этой беседы для себя не выносит. Сири снова включила переводчик.
— Привет, — сказал я.
Минуту царила тишина, а потом зажужжали наушники, по воде эхом разнеслись пронзительные завывания.
расстояние/нет-плавник/привет-интонация? /течение/вокруг меня/весело?
— Что за черт? — Переводчик превратил мой вопрос в протяжные трели. Сири ухмылялась в своей маске.
— Привет! — снова попытался я. — Привет вам… ммм… с поверхности. Как дела?
К нам стремительно подплыл огромный дельфин… наверное, самец. Животное перемещалось в воде в десять раз быстрее меня, и, если что, мне бы даже ласты не помогли. На мгновение мне показалось, что он вот-вот врежется в нас, и я покрепче вцепился в килевой корень и прижал колени к груди. Но зверь направился куда-то ввысь, к поверхности. Нас с Сири закружила поднятая его плавниками волна и оглушили высокие, пронзительные вскрики.
нет-плавник/нет-еда/нет-поплавать/нет-играть/нет-весело.
Сири отключила медальон, подплыла ближе и легонько ухватила меня за плечи. Я все еще сжимал правой рукой килевой корень. Мы соприкоснулись ногами. Нас окутывало теплое течение. Наверху промелькнула стайка крошечных алых рыбок, а еще выше кружили темные силуэты дельфинов.
— Ну что, тебе хватит? — Она положила ладонь мне на грудь.
— Давай еще раз.
Сири кивнула и включила диск. Нас снова обдало течением, и она обняла меня за талию.
— Зачем вы сопровождаете и направляете острова? — спросил я носатые тени, резвившиеся в солнечных лучах. — Зачем это вам?
звуки сейчас/старые песни/глубокие воды/нет-великие голоса/нет-акулы/старые песни/новые песни.
Сири прижималась ко мне всем телом, приобнимая левой рукой.
— Великие голоса — это были киты, — прошептала она.
Морские потоки играли ее волосами. Левая рука девушки скользнула вниз, и она, казалось, удивилась тому, что там обнаружила.
— Вы скучаете по великим голосам? — спросил я у теней.
Никто не ответил. Сири обвила ногами мои бедра. В сорока метрах над нами светящейся рябью переливалась поверхность моря.
— Океаны Старой Земли — по чему в них вы скучаете больше всего?
Левой рукой я притянул Сири ближе. Провел по изгибу спины, по ягодицам, прижал ее к себе. Кружившимся в вышине дельфинам мы, наверное, казались единым существом. Сири чуть приподнялась, и мы действительно стали едины.
Медальон теперь болтался у нее на плече. Я потянулся, чтобы выключить его, но вдруг в наушниках прожужжал ответ на мой вопрос:
скучать акула/скучать акула/скучать акула/скучать акула/акула/акула/акула.
Я выключил диск и покачал головой. Я не понимал. Как многого я тогда не понимал. Я закрыл глаза. Мы с Сири неспешно двигались в ритме течения, в собственном ритме. Вокруг проплывали дельфины, и их голоса и трели звучали печально и тихо, как плач по давно умершему.
Я сижу на солнышке и жду. Теперь я принял решение, но этого ли хотела Сири?
Позади ярко сияет белый мавзолей. Солнечные лучи скользят по коже. Внизу на холме волнуется толпа. Несколько членов совета совещаются с Донелом. Сейчас он поднимется сюда и поторопит меня. Открытие портала задерживать нельзя.
«Сири, ты этого хотела?»
Как же мне нужно сейчас поговорить с ней! Спросить, кто же так искусно и ловко сотворил легенду о нашей любви.
«Сири, это была ты?»
Разве могла шестнадцатилетняя девчонка так прозорливо все спланировать?
О лавовый волнолом бьется прибой. Маленькие кораблики покачиваются на якоре, на мачтах звенят колокольчики. Я сижу на солнце и жду.
«Сири, где ты была, когда я проснулся тогда — в самый первый раз?»
Где-то на юге кричит Томов ястреб. Больше никто мне не отвечает.
Утром следующего дня мы с Сири вернулись в город, на праздник. Целую ночь и весь день перед этим мы бродили по холмам, трапезничали с незнакомцами в шатрах из оранжевого шелка, купались вместе в ледяных водах Шри, танцевали под несмолкаемую музыку, которую музыканты играли для проплывавших мимо островов. Мы проголодались. Я проснулся на закате и увидел, что Сири рядом нет. Вернулась она перед восходом луны, рассказала, что ее родители на несколько дней отправились путешествовать с друзьями в плавучем доме. В Порто-Ново остался семейный глиссер. Теперь мы шли назад к центру города, мимо танцующих, мимо горящих костров. Мы собирались лететь на запад, в ее родовое поместье под Февароной.